melba

Недавно мне в руки попала чудесная книга – «По Виктории верхом на валлаби» (On the Wallaby Through Victoria). Написала ее англичанка E.M. Clowes (Evelyn Mordaunt, 1872–1942). В книге собраны ее заметки о жизни в штате Виктория в начале 20 века – ценнейшие впечатления из первых рук, написанные живо, остроумно и с большой симпатией к австралийцам. Судьба самой Эвелин была не из простых: после неудачного брака за сахарным плантатором она бежала с острова Маврикий обратно в Англию, а оттуда в Австралию. Чтобы выжить, она бралась за любую работу: шила одежду, расписывала зонтики и мебель, писала очерки в газеты. Одна из самых интересных глав ее книги посвящена современным молодым женщинам, которые многим готовы были пожертвовать ради роскоши, недоступной их матерям и бабкам, – независимости.



Портнихи, 1910 (фрагмент). По клику откроется целиком

( Будни и праздники мельбурнских работниц в 1900-е годы )

Вчера, расположившись на травке в ожидании бесплатного концерта в Sidney Myer Music Bowl, я заметила по соседству очень живописную группу: три девочки-подростка, одетые довольно необычно для нашего времени. На всех трех были длинные, почти в пол, разноцветные юбки и кофточки, нарядные, но явно повседневные. Волосы – у одной распущенные, у остальных собранные на затылке – находились в гармонии с одеждой. Чтобы в полной мере оценить привлекательность этой картинки для меня, надо учесть, что я страшный ретроград и плохо переношу расхристанность и безвкусие современной манеры одеваться.

( Что же было дальше? )

Новогодние каникулы – не лучшее время для пространных постов, но мне так давно хочется рассказать эту историю, что я, пожалуй, не буду откладывать. Назовем ее сказкой, доброй и поучительной, хотя все это произошло на самом деле.

Жил да был в английском графстве Кент человек по имени Эдвард Уильям Коул. Отцом его был простой трудяга, и ни о каких университетах для юного Эдварда речи не шло. Тяга к знаниям, однако, у юноши имелась и в свой час нашла воплощение, но не будем забегать вперед. С небольшой суммой денег в кармане он покинул родные берега и занялся фермерством на мысе Доброй надежды, а затем, скопив еще сколько-то, отплыл в Мельбурн. Шел 1852 год – только-только началась золотая лихорадка. Наш герой тоже поддался всеобщему безумию, но быстро понял, что нет у него ни истинного азарта, ни физических сил для этого занятия. Он стал браться то за одно, то за другое: продавал лимонад на приисках, фотографировал природу – пока, наконец, не осел в Мельбурне. Ночью Эдвард торговал пирогами на Расселл-стрит, а днем просиживал в публичной библиотеке, занимаясь самообразованием. Тут-то он, очевидно, и нащупал свое истинное призвание: уже через два года он написал книгу на религиозную тематику. На беду ли, на счастье, книга получилась достаточно неординарной, чтобы никто не захотел ее печатать. Но неудача не смутила нашего героя, и он, продав свой ларек с пирогами, открыл магазин подержанных книг на Восточном рынке. Дело быстро начало процветать. В 1873 году, обеспокоенный слухами о скором закрытии рынка, Коул переехал на Бурк-стрит. Так родилась его книжная империя – Cole's Book Arcade, которой суждено было стать на рубеже веков самым большим книжным магазином в мире.

( Read more... )

О том, как живут в развитых странах люди с ограниченными возможностями, многие наверняка читали или видели по телевизору, а кое-кто может наблюдать собственными глазами все эти пандусы в автобусах, электромобильчики и вездесущие лифты. В местных супермаркетах часто встречаются большие, в натуральную величину, копилки в виде лабрадоров: так собирают пожертвования на воспитание собак-поводырей для слепых. Но я, по своему обыкновению, хочу рассказать не о текущем положении, а об истории социальных институтов в Австралии на примере двух мельбурнских школ.

The Deaf and Dumb Institution

Раннеколониальной Австралии было, ясное дело, не до людей с физическими недостатками: ей нужны были сильные и выносливые работники (помните «Путеводитель для эмигрирующих»?). Поэтому можно себе представить отчаяние, которое охватило вдову Сару Льюис, обнаружившую, что ее дочь – глухая. Во всей огромной Австралии в середине 19 века не было ни одной специализированной школы, где девочке могли бы дать образование. Единственный выход – уезжать в Англию, где такими детьми хоть сколько-нибудь занимались.

( Read more... )

Те, кто когда-либо интересовался британской поп-культурой 50-60-х, наверняка слышали про тедди-боев и модов – хулиганов с ярко выраженной тягой к стильной одежде. Внешний вид практически всегда важен для неформальных молодежных течений, так как позволяет сразу видеть «своих», но вышеназванные разновидности стремились одеваться еще и элегантно. Моды (Mods) носили пиджачки, галстуки, очень узкие брюки и ездили на мотороллерах; а еще они отчаянно дрались с представителями другого течения – рокерами, которые, как известно, одеваются в кожу и ездят на мотоциклах. За подробностями отсылаю к фильму «Квадрофения», снятому по одноименной рок-оперы группы The Who: там это все описано очень красочно. Собственно, The Who и были музыкальными кумирами модов.

Думаете, хулиганы-стиляги – изобретение двадцатого века? А вот фиг. В викторианской Австралии были свои моды, которые ни в чем не уступали шестидесятникам, разве что на мотороллерах не гоняли. И назывались они ларрикины.

( Read more... )

Для поднятия настроения перед выходными – дивное старинное фото.

( Под катом, потому что жаль было делать эту красоту меньше 800 пикселов )

Пост у меня сегодня будет «как бумажник: раскроешь – а там два отделения» (с).

Отделение первое, показательное: под катом – несколько австралийских рождественско-новогодних открыток начала 20 века плюс краткий рассказ и бонусы.

( Тыц )
Отделение второе, вопросительное: поможите, кто чем может, разобраться в том, какие цвета в одежде подходят женщинам разных типов внешности. Где-то читала таблички: мол, блондинкам лучше носить то, брюнеткам это... Кому подходит, скажем, зеленый, кому желтый? А то я тут немного запуталась.

Недавно anna_warvick делала чудесную и очень большую подборку женских студийных фотопортретов с 60-х годов XIX до начала XX века. Мне захотелось тоже показать часть своей коллекции – совсем маленькую, потому как не уверена, что среди моих читателей достаточно тех, кто интересуется историей в таком виде. Большинство фотографий – из австралийских источников, хотя точно определить место проживания героев обычно бывает трудно. Не все снимки датированы. Вот этот, например, относится к 1900-1910 годам.



( Еще шесть )

История освоения штата Виктория связана со многими именами. В самом начале 19 века залив Порт-Филип был открыт Джоном Марри и (позднее) Мэтью Флиндерсом*; в 1803 Дэвид Коллинз** основал поселение на полуострове Морнингтон. Но сегодня я хочу рассказать о человеке, с именем которого связывают основание Мельбурна, тем более что «день рождения» города был совсем недавно – 30 августа.

Джон Бэтмен (1801 – 1839) родился в поселении Параматта в колонии Новый Южный Уэльс (ныне пригород Сиднея). Его отец был сослан в Австралию за покупку краденой селитры, а мать, собрав денег на дорогу, преданно последовала за мужем. Джон был вторым сыном. Получив образование, он покинул дом – активным, хозяйственным и полным сил. Сначала он был фермером, а в 1821 году перебрался на Тасманию, которая тогда называлась Землей Ван Димена. Там Бэтмен занялся животноводством, заработал капитал, достаточный, чтобы купить 600 акров земли, и женился на заключенной по имени Элиза. Здравомыслие, энергичность и живое воображение позволили Джону Бэтмену завести знакомства и поддерживать отношения с людьми, стоявшими выше него на социальной лестнице, – например, с Чарльзом Свонстоном***, банкиром, торговцем и политиком. Известно также о взглядах Бэтмена на вопрос тасманийских аборигенов: он называл их «самой несчастной и наиболее пострадавшей расой» и придерживался мнения, что в отношениях с ними можно и нужно быть человечным. К сожалению, немногие разделяли это мнение, и раса тасманийских аборигенов угасла к концу 19 века.

( Read more... )

Петь я вообще люблю. А дифирамбы – мой любимый жанр. И вам придется с этим смириться. У меня, видите ли, обостренное чувство прекрасного.
Так вот.

Можете кидать в меня гнилые помидоры, но я считаю Александра Левина одним из величайших поэтов современности. В пятерке, и ниибет. Потому что лирики вздыхают, юмористы шутят, экспериментаторы экспериментируют, а Левин делает все это и многое другое, причем делает блистательно. В отличие от многих «новаторов», он не несет абракадабру, само выдумывание новых слов для него будто и не самоцель вовсе. Это – средство для того, чтобы писать интересно про обычное.

Да, слова стираются, ссыхаются, метафоры умирают, глаз замыливается и отказывается бежать дальше по строчкам, которые словно покрыты пылью веков. А левинские выкрутасы хрустят от свежести и новизны.

Он – гениальный мастер словесной селекции. Мичурин нервно курит в коридоре, потому что ананасы на полях не колосятся, а удивительные «слова-бумажники», выразительные и необыкновенно емкие, заменяющие целые фразы, – вот они.


Левин – фокусник. Говорит он глаголу: «Стань существительным!», и тот слушается, и читатель сам не успевает заметить ловкости рук и принимает условия игры. Левин субстантивирует все, что движется, всё у него – сущее. Кстати, болезнь эта заразна, и, начитавшись про то, как «две чирикали лихие грызли корочки сухие», сам начинаешь субстантивировать все вокруг.


При этом в своем словотворчестве Левин не изобретает веселосипеда велосипеда. Увидев очередную его находку, сокрушенно бьешь себя по лбу: как же я не додумался! Это же так просто, все на поверхности… И испытываешь восхищение, смешанное с завистью.

Есть понятие «абсолютный слух». Так вот у Александра Левина – абсолютный слух на слова. Плюс настоящий талант, который рано или поздно наружу вылезет, невзирая на твое образование.