melba

Пока выходные и в сети почти никого нет, потрещу о своем.

Должна признаться, я не очень люблю живопись. Нет, не так: я с трудом ее воспринимаю, как у меня часто бывает с визуальной составляющей картины мира. Впрочем, к разным жанрам я отношусь по-разному. Для удобства проведу параллели с литературой – параллели в основном ассоциативные, хотя периоды могут совпадать.

Традиционный реализм во всех его проявлениях бывает неплох, как классическая проза, где события выстроены в соответствии с законом: завязка, кульминация, развязка. В зависимости от сюжета произведение может быть интересным или не очень, форма же его настолько естественна, что практически не привлекает внимания.

Картины ушедших эпох можно сравнить с аналогичной литературой. Мне малопонятны и не близки как средневековые полотна, так и саги, баллады, рыцарские романы и прочее. Стиль кажется архаичным и немного наивным, с массой символизма и условностей.

С чем сравнить революционные течения, перевернувшие понимание живописи после долгого царствования классического искусства – импрессионизм, пуантилизм и прочее? Наверное, с литературными экспериментами практически того же периода – модернизмом с его «потоком сознания» и т.д. Я осознаю, что это ново и интересно, но принимаю далеко не все. Мне нравятся рассказы Вирджинии Вульф – и динамичные, яркие, необыкновенныо выразительные картины экспрессиониста Франца Марка, который любил животных больше, чем людей и потому писал своих бесконечных разноцветных лошадей, резвящихся котят и стремительных оленей. Одна из самых любимых моих картин – «Лисы».

Живопись в духе поп-арта отталкивает меня, как и вся культура этого периода. Возможно, это тоже было революционным, но я ничего не нахожу для себя в их претенциозных экспериментах.

Идеальным для меня оказывается баланс на грани между традиционным, привычным, понятным – и странным, парадоксальным, экспериментаторским. Произведения, которые глубже, чем кажутся на первый взгляд. Произведения с двойным, тройным дном – впрочем, до определенной степени прозрачные. Каламбуры, метафоры, игрушки для ума. Фаулз, который предлагает читателю несколько вариантов развязки сюжета и выводит себя посередине романа – неожиданный автопортрет в пейзаже. Магритт, который заставляет истекать кровью само орудие убийства и скрывает видимое, показывая невидимое.

Картина, входящая в десятку любимейших, – «Проницательность».

Можно еще продолжать игру, сравнив, скажем, детектив с комиксом или Альфонса Муху – с изысканной лирической поэзией. Но я, кажется, достигла той мысли, ради которой села писать этот пост, оказавшийся таким многословным. Я не нарочно, честное слово %)))