![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
melbaВ прошлые выходные мы побывали на музыкальном вечере в одном из самых грандиозных усадебных домов викторианского Мельбурна – «Лабассе», и я с удовольствием воспользуюсь поводом, чтобы рассказать об этом кусочке местной истории. К сожалению, нам удалось сделать всего несколько кадров, прежде чем тетенька из National Trust сказала «Ай-яй-яй», так что в качестве иллюстраций придется присовокупить снимки более удачливых посетителей.
Фасад усадьбы, облицованный итальянским мрамором (открытка)
История усадьбы с удивительной точностью отражает историю самого Мельбурна: от скромной виллы с восемью комнатами до роскошного особняка, затем – коммунальное жилье и, наконец, музей. Несмотря на усилия энтузиастов, «Лабасса» по-прежнему находится в состоянии частичного упадка, но все равно впечатляет пышностью убранства – как внешнего, так и внутреннего.
Деталь фасада (фото Dean-Melbourne)
Все началось в 1862 году, когда мельбурнский адвокат Ричард Биллинг купил двенадцать акров земли на углу улиц Орронг и Балаклава и построил себе скромный двухэтажный дом с четырьмя спальнями, который назвал «Силлиотт-Хилл» (Sylliott Hill). Мы можем лишь догадываться о том, как он выглядел снаружи: документов об этом не сохранилось – но внутренняя планировка осталась прежней. Дела Биллинга шли в гору, в 1873 он был принят в самый престижный клуб города – Melbourne Club. Рекомендовал его, кстати, не кто иной как сэр Редмонд Барри, отец-основатель публичной библиотеки и судья, казнивший легендарного разбойника Неда Келли. В том же году Биллинг решил, что ему, с его новым социальным статусом, нужен дом побольше, и расширил «Силлиотт-Хилл» до двадцати комнат. Появилась библиотека, новые спальни и комнаты для слуг, элегантный холл с витражным окном и башенка, с которой открывался вид до самой горы Данденонг.
В оформлении входа присутствуют древнегреческие мотивы, привнесенные немецкими архитекторами. Всплеск интереса к эллинизму был связан с экспедициями немецких археологов 19 века в Пелопонес и Малую Азию (фото не наше, источник утерян)
В 1882 году Биллинг, работавший на износ, внезапно скончался от апоплексического удара, и дом перешел к новому владельцу. Канадский бизнесмен Александр Робертсон сначала снимал дом у вдовы Биллинга, а в 1887 году купил его и дал ему ностальгическое название «Онтарио». Восьмидесятые годы 19 века были пиком расцвета Мельбурна: деньги лились рекой, новые здания вырастали ежедневно, и казалось, что конца не будет этому празднику жизни. Волна всеобщего благоденствия захлестнула и нового владельца усадьбы. Робертсон, транспортный магнат, к тому времени обзавелся еще и богатейшей золотой шахтой в Квинсленде. «Постройте мне самый великолепный дом в Мельбурне», – сказал он архитектору Джону Коху. К усадебным угодьям добавилось еще три куска земли, и работа закипела. На время строительства Робертсон поехал отдыхать в Европу. Две его дочери были представлены ко двору и открыли свой первый лондонский сезон, а сыновья поступили учиться в Кембридж и Итон. Хозяин «Онтарио» вернулся в свой свежепостроенный дворец триумфатором.
Вид от входной двери на холл (фото Dean-Melbourne)
К сожалению, благоденствие было недолгим: в 1890-е в Мельбурне случился экономический коллапс, и обитателям «Онтарио» стало не до пышных балов, которые еще недавно собирали восторженные рецензии в светских журналах. К тому же здоровье самого Робертсона пошатнулось, и в 1896 году он умер. Дом простоял пустым до 1904 года, а затем был куплен Джоном Уотсоном.
Витраж «Четыре времени года» работы мельбурнской фирмы Ferguson & Urie
Именно Уотсон, сын австралийского золотопромышленника-миллионера, дал усадьбе ее нынешнее название, впечатлившись путешествием по тихоокеанским островам (Лабасса – деревня на Фиджи). К тому времени эта часть города стала одной из самых быстрорастущих и перспективных, что повышало статус недвижимости, а следовательно, и ее владельцев. Уотсон внес существенные изменения в отделку интерьеров – в частности, переклеил обои, чтобы они гармонировали с его новыми коврами. Выезжал хозяин в шикарном ландо, украшенном монограммой и запряженном четверкой лошадей. В комнатах усадьбы – их было уже тридцать пять – снова звучали голоса, слуги сновали взад-вперед, а богатые гости съезжались к парадному входу.
Витраж «Четыре времени года», деталь
Однако веселью не суждено было длиться вечно: беззаботная эдвардианская эпоха подходила к концу. В 1911 году Джон Уотсон скончался, и его вдова выставила дом на аукцион. Продать его оказалось непросто: тот образ жизни, какой вели предыдущие поколения владельцев, стал анахронизмом, никто больше не мог и не хотел закатывать балы на сто персон. Для «Лабассы» наступил долгий период упадка и забвения.
Светильник на парадной лестнице
Не будучи в состоянии сбыть усадьбу целиком, вдова Уотсона стала распродавать угодья по частям, пока от пятнадцати акров не осталось всего четыре. Конюшни и оранжерея были проданы и переделаны в квартиры, сад разрушен и проложена нынешняя улица Manor Grove. Новые владельцы, купившие «Лабассу» в 1920-х, стали сдавать ее под квартиры. Рядом, окна в окна, был построен кирпичный дом, который почти полностью скрывал вид на фасад с улицы.
Фото J. T. Collins, 1960-е
В 1970-х над «Лабассой» сгустились тучи: дом обветшал до такой степени, что владельцы решили его снести. К счастью, денег на это у них не хватило, и дом снова оказался на аукционе. Покупателем стала организация National Trust, которая занимается сохранением местного исторического наследия. Для усадьбы это означало второе рождение.
Потолок с эффектом trompe l'oeil («обман зрения»). Его реставрация заняла восемнадцать месяцев
Одним из этапов восстановления усадьбы стал снос жилого дома, стоявшего на лужайке. Были залатаны протекающие крыши, чтобы предотвратить дальнейшие разрушения; удаление более поздних слоев краски и обоев на стенах позволило восстановить отделку интерьеров в ее прежнем великолепии. Этот реставрационный проект стал самым грандиозным из когда-либо проводившихся в Австралии.
Гостиная (фото не наше, источник утерян)
В настоящее время восстановлены многие комнаты первого этажа (гостиная, столовая, музыкальная комната), а также холл и лестница. На втором этаже можно увидеть следы коммунального прошлого «Лабассы». Надеюсь, до этой части дома реставраторы еще доберутся.
Деталь гостиной (фото Dean-Melbourne)
Пару слов о музыкальном вечере, на который мы ходили. Он был посвящен такому явлению в австралийской истории, как немецкая иммиграция. Выбор темы не выглядит случайным, ведь главный архитектор «Лабассы», Джон Кох, был как раз выходцем из Германии. Вечер был организован в лучших традициях викторианских домашних посиделок. Пожилой джентльмен – оперный баритон – читал фрагменты из книги об истории немецкой семьи, приехавшей в 19 веке в Южную Австралию; ему аккомпанировала пианистка – она играла произведения немецких композиторов, которые упоминаются в книге. В перерыве гостей пригласили в столовую и потчевали бутербродами с шампанским :) В общем, нам все очень понравилось, кроме запрета на фотографирование. Так что если у вас будет возможность посмотреть на усадьбу своими глазами, советую ею не пренебрегать: зрелище стоит того. «Лабасса» открыта для посетителей в третье воскресенье каждого месяца, кроме декабря.
Другие викторианские усадьбы Мельбурна:
Como House
Rippon Lea
Werribee Park
Фасад усадьбы, облицованный итальянским мрамором (открытка)
История усадьбы с удивительной точностью отражает историю самого Мельбурна: от скромной виллы с восемью комнатами до роскошного особняка, затем – коммунальное жилье и, наконец, музей. Несмотря на усилия энтузиастов, «Лабасса» по-прежнему находится в состоянии частичного упадка, но все равно впечатляет пышностью убранства – как внешнего, так и внутреннего.
Деталь фасада (фото Dean-Melbourne)
Все началось в 1862 году, когда мельбурнский адвокат Ричард Биллинг купил двенадцать акров земли на углу улиц Орронг и Балаклава и построил себе скромный двухэтажный дом с четырьмя спальнями, который назвал «Силлиотт-Хилл» (Sylliott Hill). Мы можем лишь догадываться о том, как он выглядел снаружи: документов об этом не сохранилось – но внутренняя планировка осталась прежней. Дела Биллинга шли в гору, в 1873 он был принят в самый престижный клуб города – Melbourne Club. Рекомендовал его, кстати, не кто иной как сэр Редмонд Барри, отец-основатель публичной библиотеки и судья, казнивший легендарного разбойника Неда Келли. В том же году Биллинг решил, что ему, с его новым социальным статусом, нужен дом побольше, и расширил «Силлиотт-Хилл» до двадцати комнат. Появилась библиотека, новые спальни и комнаты для слуг, элегантный холл с витражным окном и башенка, с которой открывался вид до самой горы Данденонг.
В оформлении входа присутствуют древнегреческие мотивы, привнесенные немецкими архитекторами. Всплеск интереса к эллинизму был связан с экспедициями немецких археологов 19 века в Пелопонес и Малую Азию (фото не наше, источник утерян)
В 1882 году Биллинг, работавший на износ, внезапно скончался от апоплексического удара, и дом перешел к новому владельцу. Канадский бизнесмен Александр Робертсон сначала снимал дом у вдовы Биллинга, а в 1887 году купил его и дал ему ностальгическое название «Онтарио». Восьмидесятые годы 19 века были пиком расцвета Мельбурна: деньги лились рекой, новые здания вырастали ежедневно, и казалось, что конца не будет этому празднику жизни. Волна всеобщего благоденствия захлестнула и нового владельца усадьбы. Робертсон, транспортный магнат, к тому времени обзавелся еще и богатейшей золотой шахтой в Квинсленде. «Постройте мне самый великолепный дом в Мельбурне», – сказал он архитектору Джону Коху. К усадебным угодьям добавилось еще три куска земли, и работа закипела. На время строительства Робертсон поехал отдыхать в Европу. Две его дочери были представлены ко двору и открыли свой первый лондонский сезон, а сыновья поступили учиться в Кембридж и Итон. Хозяин «Онтарио» вернулся в свой свежепостроенный дворец триумфатором.
Вид от входной двери на холл (фото Dean-Melbourne)
К сожалению, благоденствие было недолгим: в 1890-е в Мельбурне случился экономический коллапс, и обитателям «Онтарио» стало не до пышных балов, которые еще недавно собирали восторженные рецензии в светских журналах. К тому же здоровье самого Робертсона пошатнулось, и в 1896 году он умер. Дом простоял пустым до 1904 года, а затем был куплен Джоном Уотсоном.
Витраж «Четыре времени года» работы мельбурнской фирмы Ferguson & Urie
Именно Уотсон, сын австралийского золотопромышленника-миллионера, дал усадьбе ее нынешнее название, впечатлившись путешествием по тихоокеанским островам (Лабасса – деревня на Фиджи). К тому времени эта часть города стала одной из самых быстрорастущих и перспективных, что повышало статус недвижимости, а следовательно, и ее владельцев. Уотсон внес существенные изменения в отделку интерьеров – в частности, переклеил обои, чтобы они гармонировали с его новыми коврами. Выезжал хозяин в шикарном ландо, украшенном монограммой и запряженном четверкой лошадей. В комнатах усадьбы – их было уже тридцать пять – снова звучали голоса, слуги сновали взад-вперед, а богатые гости съезжались к парадному входу.
Витраж «Четыре времени года», деталь
Однако веселью не суждено было длиться вечно: беззаботная эдвардианская эпоха подходила к концу. В 1911 году Джон Уотсон скончался, и его вдова выставила дом на аукцион. Продать его оказалось непросто: тот образ жизни, какой вели предыдущие поколения владельцев, стал анахронизмом, никто больше не мог и не хотел закатывать балы на сто персон. Для «Лабассы» наступил долгий период упадка и забвения.
Светильник на парадной лестнице
Не будучи в состоянии сбыть усадьбу целиком, вдова Уотсона стала распродавать угодья по частям, пока от пятнадцати акров не осталось всего четыре. Конюшни и оранжерея были проданы и переделаны в квартиры, сад разрушен и проложена нынешняя улица Manor Grove. Новые владельцы, купившие «Лабассу» в 1920-х, стали сдавать ее под квартиры. Рядом, окна в окна, был построен кирпичный дом, который почти полностью скрывал вид на фасад с улицы.
Фото J. T. Collins, 1960-е
В 1970-х над «Лабассой» сгустились тучи: дом обветшал до такой степени, что владельцы решили его снести. К счастью, денег на это у них не хватило, и дом снова оказался на аукционе. Покупателем стала организация National Trust, которая занимается сохранением местного исторического наследия. Для усадьбы это означало второе рождение.
Потолок с эффектом trompe l'oeil («обман зрения»). Его реставрация заняла восемнадцать месяцев
Одним из этапов восстановления усадьбы стал снос жилого дома, стоявшего на лужайке. Были залатаны протекающие крыши, чтобы предотвратить дальнейшие разрушения; удаление более поздних слоев краски и обоев на стенах позволило восстановить отделку интерьеров в ее прежнем великолепии. Этот реставрационный проект стал самым грандиозным из когда-либо проводившихся в Австралии.
Гостиная (фото не наше, источник утерян)
В настоящее время восстановлены многие комнаты первого этажа (гостиная, столовая, музыкальная комната), а также холл и лестница. На втором этаже можно увидеть следы коммунального прошлого «Лабассы». Надеюсь, до этой части дома реставраторы еще доберутся.
Деталь гостиной (фото Dean-Melbourne)
Пару слов о музыкальном вечере, на который мы ходили. Он был посвящен такому явлению в австралийской истории, как немецкая иммиграция. Выбор темы не выглядит случайным, ведь главный архитектор «Лабассы», Джон Кох, был как раз выходцем из Германии. Вечер был организован в лучших традициях викторианских домашних посиделок. Пожилой джентльмен – оперный баритон – читал фрагменты из книги об истории немецкой семьи, приехавшей в 19 веке в Южную Австралию; ему аккомпанировала пианистка – она играла произведения немецких композиторов, которые упоминаются в книге. В перерыве гостей пригласили в столовую и потчевали бутербродами с шампанским :) В общем, нам все очень понравилось, кроме запрета на фотографирование. Так что если у вас будет возможность посмотреть на усадьбу своими глазами, советую ею не пренебрегать: зрелище стоит того. «Лабасса» открыта для посетителей в третье воскресенье каждого месяца, кроме декабря.
Другие викторианские усадьбы Мельбурна:
Como House
Rippon Lea
Werribee Park
